Дьякон углубленно
настраивал гитару. Настроив, он встал и понес ее в угол, Клим увидал пред собой великана, с широкой, плоской грудью, обезьяньими лапами и костлявым лицом Христа ради юродивого, из темных ям на этом лице отвлеченно смотрели огромные, водянистые глаза.
Учитель
настраивал гитару и густым, дьячковским басом затягивал «Среди долины ровныя». Начиналось пение. Учитель пел басом, Федор едва слышным тенорком, а я дискантом в один голос с Татьяной Ивановной.
Неточные совпадения
Дьякон взял
гитару, которая постоянно лежала на земле около стола,
настроил ее и запел тихо, тонким голоском: «Отроцы семинарстии у кабака стояху…», но тотчас же замолк от жары, вытер со лба пот и взглянул вверх на синее горячее небо. Самойленко задремал; от зноя, тишины и сладкой послеобеденной дремоты, которая быстро овладела всеми его членами, он ослабел и опьянел; руки его отвисли, глаза стали маленькими, голову потянуло на грудь. Он со слезливым умилением поглядел на фон Корена и дьякона и забормотал...
Бородкин. Да что с вами разговаривать! Разговаривать-то с вами нечего, потому что вы не дело толкуете… все равно, что воду толочь. (Берет
гитару и
настраивает.) Я буду разговаривать с Максимом Федотычем.
Из кунацкой доносились плачущие звуки зурны [Зурна — музыкальный инструмент вроде волынки.] и чиунгури. [Чиунгури — род
гитары.] Дед Магомет и бек-наиб позвали всех в кунацкую, где юноша-сазандар, [Юноша-сазандар — странствующий певец.] с робкими мечтательными глазами
настраивал зурну.
Все засуетились. Принесли рюмок и еще бутылку наливки сливянки. Теркин попросил
гитару у Марфы Захаровны, заново
настроил ее, начал расспрашивать, какие они поют романсы.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке
гитары,
настроил и поправился на кресле.
Повстанцы молча продолжают пить. Кабатчица входит с
гитарой. Садится у стойки и начинает
настраивать.